Грузино-осетинская встреча в Ереване

Недавно в Ереване состоялась неофициальная встреча экспертов и представителей НПО в рамках общественного диалога «Точка зрения». Неправительственные организации, которые представляли члены делегации от Южной Осетии, почти сразу заявили об их участии в диалоге исключительно в «личном качестве». Официальные власти Южной Осетии сразу выразили негативное отношение к встрече и заявили, что она никак не отражает мнения официального Цхинвали. С грузинской стороны таких заявлений не было, но только потому, что сам факт встречи в Ереване практически не привлек внимания общественности и не мог быть интерпретирован президентской партией, оказавшейся в оппозиции, как «сдача позиций и начало признания независимости Южной Осетии».

На самом деле, любой диалог экспертов после трагедии августа 2008 года позволяет хотя бы представить картину пропасти, разделяющей два общества. И встреча представителей гражданского сектора в этом смысле даже полезнее политических переговоров, поскольку общественные деятели, эксперты и гражданские активисты не обязаны скрывать под дипломатической фразеологией свои истинные воззрения или вуалировать мнения, превалирующие в обществе.

Тематика беседы оказалась весьма обширной: от геополитического контекста ситуации вокруг признанной Россией республики до торгово-экономического взаимодействия и пресловутого Эргнетского рынка на границе Грузии и Южной Осетии. Материалы встречи свидетельствуют, что гражданское сообщество Грузии, по крайней мере его представители, выступившие в Ереване, готово к переосмыслению важных постулатов, легших в основу официальной концепции «оккупации» Абхазии и Южной Осетии. В первую очередь, это готовность к прямому диалогу между Тбилиси и Цхинвали во взаимодействии с Москвой. Признать Абхазию и Южную Осетию если не равноправными участниками процесса, то хотя бы «сторонами в конфликте» предлагает и госминистр по реинтеграции Грузии Паата Закареишвили, но пока как-то глухо и неотчетливо, поскольку команда премьер-министра Иванишвили опасается обвинений в «сдаче позиций» и отказе от той же концепции «оккупации».

Продуктивна эта концепция или нет, но ей не откажешь в четкости и осмысленности с точки зрения взаимодействия по линии Грузия–Запад. По мнению команды Михаила Саакашвили, если проблема Южной Осетии и Абхазии будет рассматриваться на Западе не в парадигме «великая постимперская Россия и маленькая Грузия, стремящаяся к независимости», а в контексте отношений между грузинским государством и одним из нацменьшинств, требующим самоопределения, то отношение западных столиц к проблеме может претерпеть серьезные изменения. Причем не в пользу Грузии. Поэтому тезис, озвученный в Ереване представителями грузинских НПО, о прямом диалоге с Цхинвали при взаимодействии с Россией можно воплотить в жизнь только при условии полной смены внешнеполитического курса Тбилиси. В противном случае он будет постоянно сталкиваться с резонными возражениями сторонников прозападного курса, то есть адептов преимущественного взаимодействия с Западом и вступления Грузии в НАТО.

Тем не менее весьма интересен тезис о дифференцированном подходе к Абхазии и Южной Осетии со стороны Тбилиси. Действительно, у этих конфликтов есть свои специфические особенности, но идея «дифференциации» также не может воплотиться в жизнь без отказа от концепции «оккупации», логично предполагающей одномерное, линейное отношение к ситуации, сложившейся вокруг бывших автономий Грузии.

Значимо прозвучало предложение восстановления доверия и исключения в осетинском обществе восприятия Грузии в качестве врага. Но вряд ли для этого достаточно «систематизировать на политическом уровне демократические институты, а на общественном – формировать понятие гражданской нации». Но с августовских событий прошло слишком мало времени, чтобы эмоциональный фон не влиял на рациональное осмысление конкретных интересов.

Эксперт по вопросам Кавказа Георгий Гвимрадзе озвучил «крамольный» для грузинской общественности тезис, что территориальная целостность – не самоцель, а ресурс. Но эта здравая мысль вряд ли найдет понимание в современном грузинском обществе, переживающем «травму идентичности» в связи с потерей Абхазии и Южной Осетии. Тем более что процесс сопровождался поражением в войне и появлением сотен тысяч беженцев. Точно также, как в осетинском обществе столь же крамольно прозвучала бы оценка независимости (от Грузии) в качестве «ресурса, а не самоцели» даже в случае кардинальной смены политики Тбилиси.

Неудивительно, что даже по таким «простым» вопросам как транспортное сообщение и свободное передвижение людей особого взаимопонимания не было и быть не могло. Грузинские «общественники» рьяно защищали принцип, но явно подразумевали в первую очередь свободное передвижение по территории Грузии, тогда как их осетинские и абхазские коллеги имеют в виду вовсе не это, а свободное получение, например, шенгенских виз.

Что касается работы ирригационных систем и вопросов газоснабжения, то все конечно «за», но упомянутые проблемы наталкиваются на невозможность (по крайней мере, с точки зрения Тбилиси) оформления конкретных договоренностей с властями Южной Осетии, поскольку это стало бы важным аргументом их легитимации не только Россией, но и самой Грузией. А проект «Эргнетский рынок» неосуществим в условиях, когда Тбилиси настаивает на таможенном и ином контроле над передвижением товаров. Привлекательность такой формы приграничной торговли для мелких предпринимателей как раз и состояла в стихийности и неподконтрольности рынка для фискальных органов Грузии.

Весь этот клубок конфликтных интересов и противоречий обсуждался довольно заинтересовано. И при всей сложности его кропотливой развязки, обе стороны согласились, что разрубить исторически сложившийся одним махом абсолютно невозможно.